12 января исполнилось 296 лет со дня учреждения Российской прокуратуры. На протяжении почти трёх веков прокуроры реальными мерами подтверждают особое назначение в обеспечении верховенства законов, укреплении законности, правопорядка, защите прав и свобод граждан.

Прокуратурой Республики Татарстан поддерживается преемственность поколений, организовано наставничество, молодежь равняется на ветеранов, чей  богатый опыт и роль в воспитательной работе невозможно переоценить.
В этом номере журнала мы хотели бы познакомить вас, уважаемые читатели, с одним из самых уважаемых и известных людей в республике, ветераном прокуратуры Иофаром Габдрахмановичем Шайфутдиновым.
В прошедшем году Иофар Габдрахманович справил свое 80-летие, из этих лет служению «оку государеву» он посвятил 33 года. Более трети века Иофар Габдрахманович самоотверженно служил в органах прокуратуры Татарской АССР, ныне Республики Татарстан, и внес значительный вклад в дело защиты прав и интересов граждан, укрепления законности, правопорядка и общественной безопасности в республике. 
И.Г.Шайфутдинов родился 21 сентября 1937 года в деревне Алга Сармановского района ТАССР. После окончания средней школы проучился в Березниковском политехническом техникуме Пермской области по специальности «Техническая эксплуатация и обслуживание электрического и электромеханического оборудования». С 1964 года по 1969 год учился в Казанском государственном университете имени В.И.Ульянова-Ленина (ныне КФУ) на юридическом факультете. 
Свою трудовую деятельность в органах прокуратуры начал в 1967 году в г. Березники Пермской области следователем прокуратуры, где и проработал до 1971 года. В 1971-1973-х годах был старшим следователем прокуратуры г. Набережные Челны Татарской АССР. С 1973 года по 1979 год работал заместителем Азнакаевского районного прокурора. С 1979 года по 1983 год возглавлял Балтасинскую районную прокуратуру, с 1983 года по 1991 год – Чистопольскую городскую прокуратуру. С 1991 года по 1993 год был прокурором города Елабуги. С 1993 года по 2000 год работал прокурором города Набережные Челны. Является старшим советником юстиции.
Иофар Гарахманович Шайфутдинов награжден орденом «Дружбы народов», двумя почетными грамотами ЦК профсоюза работников госучреждений и Генерального прокурора СССР, а также медалями Генерального прокурора России. Является Почетным работником прокуратуры Российской Федерации, Почетным гражданином города Набережные Челны. Награжден Почетной грамотой Республики Татарстан, Благодарственным письмом Президента Татрстана. Отдельно хотелось бы отметить, что в 2016 году Указом Президента Республики Татарстан за многолетнюю безупречную службу в органах прокуратуры и большой вклад в укрепление законности и правопорядка Иофар Габдрахманович награжден медалью Республики Татарстан «За доблестный труд». Безусловно, награда нашла своего героя, с чем мы от имени редакции, от всей души его поздравляем!

– Иофар Габдрахманович, более трети века Вы посвятили службе в органах прокуратуры. Расскажите, когда зародилась у Вас мысль связать с этой профессией свою жизнь?
– Стать следователем – это была моя детская мечта. Еще в школе мне учителя пророчили профессию следователя. Может, потому, что я щепетильно относился ко всем вопросам, старался разбираться во всем, доводить до конца начатые дела… Даже когда, после окончания техникума, я работал в ремонтно-механическом цеху Березниковского титано-магниевого комбината, я не забыл свою старую школьную мечту – стать следователем. Она все время не давала мне покоя. Я перечитал все книги о следствии и о следователях, каковы имелись в заводской библиотеке. Наконец, я решился и послал документы на юридический факультет Казанского госуниверситета. Вступительные экзамены я сдал успешно. Через две недели я получил официальное сообщение, что зачислен студентом на юридический факультет. Моей радости не было предела. Наконец, настал день, которого я ждал так долго. Конечно, жизнь была не сахар. Жить на одну стипендию, не имея материальной поддержки, было очень трудно, если не сказать, что невозможно. Поэтому приходилось подзарабатывать, разгружая ночами вагоны с углем, чистить улицы от снега. Приходилось работать и сторожем, и дворником. Тем не менее, цель была поставлена и первый шаг к ней уже сделан.
– Свою трудовую деятельность в прокуратуре Вы начали в городе Березники Пермской области. Расследование какого дела Вам запомнилось больше всего?
– В прокуратуру города Березники я пришел в качестве следователя прокуратуры в 1967 году. Как сейчас помню свое первое, самостоятельно расследованное уголовное дело. Мне его поручил мой первый прокурор Анатолий Тимофеевич Грибков.
Утром на оперативном совещании прокурор представил меня коллективу, состоявшему из заместителя прокурора, трех помощников прокурора и четырех следователей. Тут же мне определили наставника - старшего следователя прокуратуры Чазову Маргариту Ивановну, которая вела наиболее сложные дела, в основном об убийствах. В ее кабинете мне поставили рабочий стол. В тот же день прокурор меня пригласил к себе и вручил заявление несовершеннолетней Гриневой о ее изнасиловании.
– Я побеседовал с потерпевшей, – сказал прокурор, – возбуждайте уголовное дело и немедленно приступайте к расследованию. Желаю успеха.
В своем заявлении Гринева писала, что накануне вечером на теплоходе, следующем из Перми, она была изнасилована неизвестным парнем. Я несколько раз перечитал заявление Гриневой и сидел, уставившись в него, не зная, с чего мне начать. Увидев наблюдающую за мной слегка насмешливыми глазами Маргариту Ивановну, я растерялся окончательно. Она, видимо, поняв мое состояние, проворчала:
– Чему только вас учили в университете. Дайте сюда заявление.
Тогда мы с ней составили подробный план следственных действий. Я повеселел. Теперь мне немного стало ясно, что делать и как делать. План был одобрен и утвержден прокурором. В этот же день я провел допрос потерпевшей и другие следственные действия, связанные с изъятием вещественных доказательств и освидетельствованием потерпевшей.
Одной из основных версий мы определили, что Гринева могла быть изнасилована членом команды теплохода. По приметам одежды, описываемой потерпевшей, насильник мог быть матросом в рабочей робе. Если это так, то он мог быть вахтенным. Тогда круг подозреваемых сужался. Кроме того, на спине подозреваемого могли быть ссадины, оставленные ногтями потерпевшей. Теперь мне уже дело казалось не таким безнадежным. Было сложнее со второй версией, согласно которой преступник мог быть пассажиром теплохода.
На следующий день на попутных машинах я поехал догонять теплоход. В городе Красновишерске я поднялся на борт теплохода, представился капитану и попросил его помочь мне. Я переговорил с помощником капитана и другими из команды, а также с пассажирами теплохода. С учетом добытых данных, я отобрал шесть человек из числа матросов, которые могли быть причастны к преступлению и тщательно допросил их. Разумеется, никто из них не признался в изнасиловании Гриневой. Более того, у двоих были алиби. Тогда я решил пойти на определенный риск, не ведая о том, поступаю ли я правильно. Спросить совета, как вы понимаете, было не у кого. Я пригласил двух понятых, судового медика и поочередно освидетельствовал всех четверых матросов, предварительно предложив им раздеться до пояса.
В процессе освидетельствования вместе с судовым фельдшером у одного из матросов в левой подлопаточной области мы обнаружили три заметных ссадины, расположенных параллельно в поперечном направлении. Коноваленко Виктор, так звали этого матроса, объяснил, что ссадины могли образоваться при почесывании им спины рукой. Результаты освидетельствования я закрепил в протоколе, кроме того, я попросил фельдшера составить мне справку об обнаружении телесного повреждения. Затем мной был проведен осмотр каюты Коноваленко. Хотя прямых доказательств вины Коноваленко добыть не удалось, я все же решил его доставить в отдел милиции города. К этому времени теплоход обратным рейсом уже приближался к порту города Березники. По моей просьбе в город ушла радиограмма о направлении на пристань оперативного работника вместе с потерпевшей. Пока теплоход стоял на пристани, я прямо тут же провел опознание Коноваленко. Потерпевшая твердо опознала его, как лицо, совершившее изнасилование. После этого я еще успел с участием потерпевшей осмотреть место происшествия, которым оказалась совершенно другая, нежилая каюта. Отплытие теплохода задержалось на целых 20 минут. Я горячо поблагодарил капитана за оказанную мне помощь.
Результаты проведенных биологических экспертиз, а также экспертиза по микрочастицам полностью подтвердили вину Коноваленко в совершенном преступлении. Дело было закончено в срок, и Коноваленко осужден к лишению свободы.
На оперативном совещании прокурор похвалил меня за успешное расследование дела. Для меня это была лучшая награда. Тем не менее я понимал, что таким удачным расследованием уголовного дела я был обязан своему наставнику Маргарите Ивановне Чазовой.
Возвращаясь в мыслях к этим дням, я думаю, что прокурор специально отправил меня одного. Наверное, с одной стороны, он хотел проверить мои способности, с другой - приучал самостоятельно работать и преодолевать трудности. В то время мы практиковали проведение розыскных действий самостоятельно, не прибегая к помощи оперативных работников милиции.
– Тогда Вы почувствовали, что быть прокурором – Ваше призвание?
– Один мыслитель сказал, что счастье – это когда ты с желанием идешь на работу и с удовольствием возвращаешься домой. С этой позиции я могу считать себя счастливым человеком.
Обращаясь к молодому поколению, я хочу сказать: гордитесь тем, что вы работник прокуратуры, как гордились этим мы. Поверьте, работать в прокуратуре всегда было и будет престижным. Если хотите стать настоящим специалистом, не бойтесь трудностей. Высоты надо брать штурмом, при этом трезво оценивая каждый свой шаг.
– Расскажите о случае, который чуть не стоил Вам жизни…
– Однажды я получил для расследования уголовное дело о разбойном нападении, сопряженном с изнасилованием, возбужденное в отношении 17-летнего Каргапольцева. Подозреваемый полностью признавал свою вину и охотно рассказывал о совершенном им преступлении. Вроде бы дело несложное, было собрано достаточно доказательств для предъявления обвинения, не было только орудия преступления - обреза. Каргапольцев не отрицал факта наличия у него двухствольного обреза, заявлял, что он выкинул его в мусорный контейнер. Осмотр контейнера, мусорной свалки, допросы дворника и водителя мусоровоза результатов не дали. Но было чувство, что Каргапольцев чего-то не договаривает. Он подробно рассказывал о совершенном преступлении, а когда разговор касался оружия, он замыкался. У меня появилось подозрение, что, возможно, с оружием у него связано еще какое-нибудь преступление. Тогда я решил произвести обыск в квартире Каргапольцева и его родственников. Я никогда не перепоручал проведение обысков оперативным работникам милиции. Ранее такое вообще не практиковалось.
Дом, где проживал Каргапольцев, находился примерно в 300 м от прокуратуры, и мы решили пойти пешком. Обвиняемого сопровождал молодой оперативный работник. Мы шли втроем, говорили на разные темы, даже пытались завязать разговор с девушками, идущими впереди нас. И кто мог подумать, что этот день мог оказаться последним в моей жизни...
Дверь квартиры открыла мать Каргапольцева. Конечно, не обошлось без слез, как обычно бывает в этих случаях. Я про себя отметил, что он относится к своей матери с большой нежностью. В квартиру я пригласил двух понятых, из числа проживавших в этом же подъезде. Я, обращаясь к Каргапольцеву, заявил: «Володя, я знаю, что у тебя припрятан обрез. Я тебе обещаю, что я найду его, чего бы мне это ни стоило. Но для этого придется перетрясти вещи до последней тряпки в твоей квартире, а если понадобится, и в квартире твоих родственников. Надо ли тебе лишний раз травмировать свою мать?!»
С обвиняемыми, особенно с теми, кто моложе меня возрастом, я часто переходил на «ты». Это помогало мне лучше наводить контакт. Каргапольцев задумался… Я понял, что он принимает какое-то решение. Его мать поддержала меня, заявив:
– Сынок, отдай это проклятое оружие, если оно у тебя есть. Спаси меня от этого позора.
Каргапольцев успокаивал мать, а затем повернулся ко мне и сказал:
– Не делайте обыск, я выдам вам обрез, – сказал он. А затем с небольшой иронией добавил:
– Только не забудьте отразить в протоколе, что я отдал его добровольно. Однако обреза в квартире нет, он хранится у моего друга, а он живет в соседнем подъезде.
Теперь уже задумался я. Было ощущение, что Каргапольцев делает хитрый ход. Может он, думал я, хочет вывести меня из квартиры и дать возможность матери перепрятать оружие. В то же время предложение Каргапольцева было очень заманчивым. Если он говорит сейчас правду, то другого шанса у меня может и не быть. Тогда я решился на рискованный шаг. Оперативнику предложил остаться дежурить в квартире Каргапольцева, а сам с двумя понятыми направился с ним в соседний подъезд. Другого выхода, как мне тогда казалось, у меня не было. Идти вместе с оперативником, а понятых оставить в квартире было бесполезно. Они являются соседями Каргапольцева. Кроме того, я подумал, что в случае попытки побега обвиняемого мне понятые помогут его задержать. Но опасность меня подстерегала в другом.
Каргапольцев привел нас в квартиру своего друга. Квартира была открыта. Хозяев я не видел. Первым зашел Каргапольцев, за ним я, а за нами – понятые. Прямо от входа в конце коридора была расположена кладовка. Коридор освещала небольшая лампочка. Каргапольцев, ничего не говоря, сразу же направился в кладовку и примерно через полминуты вышел оттуда с двуствольным обрезом в руке с взведенным курком. Его палец находился на спусковом крючке. Это я заметил сразу. Я же находился в полутора метрах от него. Каргапольцев поднял обрез и направил ствол мне в голову.
– Ну что, следователь, теперь я командир, я теперь решаю твою судьбу. Будем прощаться с жизнью.
Я понял, что Каргапольцев не шутит.
В это время резко хлопнула входная дверь. Я вздрогнул. Оказалось, мои понятые выбежали из квартиры. Я мгновенно оцепенел. Сопротивляться было бесполезно. Так мы стояли друг против друга около минуты, может, больше или меньше, этого я сказать не могу. В памяти промелькнули какие-то обрывки из жизни. А еще подумал, что, наверное, накажут прокурора. Я прошептал: «Как глупо все получилось». Потом Каргапольцев медленно опустил руку с оружием и со словами «Жалко мне вас» передал мне обрез. Я дрожащими руками принял оружие, вытащил из патронника оба патрона. Как потом выяснилось, они были заряжены свинцовыми шариками.
Впоследствии я спрашивал у Каргапольцева, насколько серьезны были его намерения. Он ответил мне, что решение убить меня он принял, когда мы находились в его квартире. Говорил, что 10 лет ему и так обеспечено, больше ему, как несовершеннолетнему, не дадут, а «замочив» следователя, он бы стал большим авторитетом в зоне. На мой вопрос, зачем же он не убил меня, Каргапольцев ответил:
– Я пожалел Вас, Вы хороший следователь.
Мои подозрения о причастности Каргапольцева к другому преступлению подтвердились. Мы раскрыли «висячее» дело об убийстве, совершенном Каргапольцевым и его подельником этим обрезом.
Вина Каргапольцева была доказана во всех преступлениях. Ему дали 10 лет.
– В Березниковской прокуратуре Вы были на хорошем счету, как так получилось, что Вас отпустили в прокуратуру Набережных Челнов Татарской АССР?
– За время работы в прокуратуре города Березники я набрался опыта и стал ведущим следователем. Все складывалось неплохо. Я был поставлен в кадровый резерв. Однако судьба готовила мне новые испытания.
В конце 1970 года из прокуратуры Татарской республики мне позвонил начальник отдела кадров Р.К.Абдюшев. Ранее мы с ним были знакомы. После окончания университета он предлагал мне остаться работать в республике в качестве следователя прокуратуры сельских районов. Тогда я отказался от его предложения. Абдюшев мне предложил вернуться в Татарию следователем прокуратуры города Набережные Челны. Я категорически отказался. Не хотел начинать все сначала. Тем не менее, Абдюшев продолжал мне регулярно звонить, надавливал на мои национальные чувства. Наконец, я «сломался». Сообщил своему прокурору о моем желании поехать в Набережные Челны. Он с удивлением выслушал меня и сказал:
– Я очень сожалею, но силком тоже удержать не могу.
Тем не менее мое заявление о переводе в прокуратуру Татарской АССР не завизировал. Я уехал ни с чем. Однако свое решение о возвращении в Татарию я менять не хотел. Через несколько дней последовал следующий звонок от Р.К.Абдюшева. Я ему объяснил ситуацию. Тогда он мне предложил написать заявление об увольнении, зарегистрировать его у секретаря прокуратуры, через две недели сдать дела прокурору и выехать в город Казань. Я так и поступил.
Вот таков был начальник отдела кадров прокуратуры Татарской АССР Рафкат Каримович Абдюшев.
3 февраля 1971 года я приехал в прокуратуру республики с паспортом и дипломом об окончании университета. Трудовую книжку, как вы понимаете, мне не дали. Не прислали для изучения и мое личное дело. Эти документы поступили в прокуратуру спустя несколько месяцев. Меня вместе с Абдюшевым пригласили к прокурору республики И.Х.Хамидуллину. Я рассказал ему о своей прежней работе, о моих приключениях с увольнением. Он выслушал меня очень внимательно, не перебивал, а затем сказал:
– Я вас помню по университету. Вы очень хорошо защитились.
Да, у Идията Халиловича была феноменальная память. Он был председателем экзаменационной комиссии. Диплом я, действительно, защитил на «отлично», и он это вспомнил. Подписывая приказ о моем назначении старшим следователем прокуратуры города Набережные Челны, с улыбкой сказал:
– Первый раз кота в мешке покупаю.
Так я перевелся в прокуратуру Набережных Челнов. В это время в городе развернулась стройка века, которую не знала республика. Многонациональная гвардия новоселов ехала в Набережные Челны. В сооружении автогиганта принимали участие представители более 60 национальностей из всех союзных республик, в основном молодежь. Были дни, когда в город прибывало более 500 человек.
Мы, работники прокуратуры, как и все строители КамАЗа, были охвачены единым порывом, энтузиазмом. Небывалыми темпами строился КамАЗ, а вместе с ним и город. Помню, как писали в те дни газеты, 144-квартирный дом был смонтирован за 17 дней! Среди степи, обставляя себя огромными белокаменными зданиями, поднимался новый город. Несмотря на это жилищная проблема было обострена до предела. Многие жили во времянках - вагончиках. Надо отдать должное руководству города – работникам прокуратуры в короткие сроки были выделены благоустроенные квартиры.
– После Набережных Челнов Вы работали заместителем прокурора в Азнакаевской районной прокуратуре…
– В конце 1973 года я был переведен в прокуратуру Азнакаевского района заместителем прокурора, где проработал 5 лет. Все эти годы моим прокурором был Р.Ф.Кунафин. С первых же дней моей работы у меня с ним сложились самые теплые и дружеские отношения. Он относился ко мне по-отечески. Научил грамотно писать и говорить на татарском языке. К сожалению, он часто болел. При его отсутствии мне приходилось исполнять обязанности прокурора района. В Азнакаеве я приобрел опыт и навыки прокурорской работы в сельском районе. Прошло уже немало лет, как Р.Ф.Кунафин ушел из жизни, но в моей памяти он остался живым, веселым, любящим жизнь и грамотным прокурором. Он был моим учителем с большой буквы.
– В 1979 году Вы возглавили прокуратуру Балтасинского района Татарской АССР. Каково было впервые стать прокурором района?
– В конце 1999 года я был назначен прокурором Балтасинского района. Здесь мне очень пригодился опыт работы в Азнакаеве. Я хорошо знал проблемы сельского хозяйства. Конечно, определенные трудности были. Нужно было умело строить отношения с партийным руководством района. Позиция прокурора не всегда совпадала с мнением партийной верхушки.
В 1982 году мной было возбуждено уголовное дело за злоупотребление служебным положением в отношении директора совхоза «Балтасинский». Директор на государственные деньги построил в Казани дачи для известных лиц. К тому же он был в дружеских отношениях с первым секретарем райкома партии Ш.Ф.Сиразеевым. Я знал, что взял на себя большую ответственность, возбудив уголовное дело в отношении этого человека. Мы договорились со следователем прокуратуры Мазитовым вести дело без ажиотажа. Предъявление обвинения, ознакомление с материалами дела и информирование райкома партии было осуществлено в один и тот же день. На следующий день с обвинительным заключением дело было направлено в суд. Я праздновал победу. Пусть теперь болит голова у председателя суда. Через неделю собралось бюро райкома партии для обсуждения представления прокурора. Однако получилось так, что все повернули против меня. Требовали отзыва дела из суда и его прекращения. Председатель суда заявил, что он не возражает против возвращения дела прокурору по его запросу. Я категорически отказался забирать дело. В течение трех часов я стоял на ногах и отбивался от нападков членов бюро. Сиразеев пригрозил мне, что бюро заведет персональное дело о моей ответственности. Я знал, что за этим может последовать… Но тем не менее продолжал отстаивать свою позицию. Не приняв никакого решения, объявили перерыв. Я понимал сложность ситуации и был готов к любому исходу дела. Однако в прокуратуру республики звонить не стал, так как чувствовал свою правоту. На следующий день утром мне позвонил первый секретарь и сказал:
– Можете сейчас ко мне подъехать?
Я ответил утвердительно (другого ответа быть не могло) и подумал: «Мягко стелет».
В приемной сказали, что Ш.Ф.Сира­зеев ждет меня. Я зашел в кабинет, а он пошел мне навстречу и говорит:
– Вы простите нас, мы вчера погорячились.
Вот тут я торжествовал победу! Он заказал чай и стал мирно со мной разговаривать. Говорил, что директора совхоза надо как-то сохранить, что он очень опытный и перспективный руководитель, что исключение его из партии означает его освобождение от должности. Я ему сказал, что прокуратура не требует исключения его из партии, это дело партийных органов. Окончательное решение по его делу должен принять суд. При этом я сказал, чтобы директор возместил ущерб, и это будет принято во внимание при определении меры наказания. Он обрадовался такому возможному исходу. Впоследствии суд рассмотрел дело и, с учетом возмещения ущерба и других облегчающих подсудимого обстоятельств, приговорил его к исправительным работам. Я согласился с приговором суда.
После этого случая отношение ко мне первого секретаря изменилось в положительную сторону, хотя и в дальнейшем приходилось отстаивать свою позицию по разным вопросам. Характерно, когда выезжал из Балтасей, Ш.Ф.Сиразеев подарил мне свою книгу с авторской надписью: «Лучшему другу по работе»!
– В 1973 году Вы стали прокурором города Чистополя…
– Звонок от прокурора республики В.С.Узбекова в один из июльских вечеров 1973 года с предложением на должность прокурора города Чистополя для меня был полной неожиданностью. Тогда я работал прокурором Балтасинского района. Дела наши шли неплохо. В районе в течение трех лет наблюдалось стабильное снижение преступности. Следовательно, и работа прокуратуры оценивалась положительно. В целом, Балтасинский район в тот период являлся самым благополучным во всех
отношениях.
Таким образом, проработав в Балтасях 3,5 года, я с сожалением покинул этот достопримечательный поселок. Когда мы с семьей выезжали, десятки людей вышли нас провожать.
Итак, с августа месяца я прокурор города Чистополя. Ознакомившись с делами, состоянием преступности и прокурорского надзора, я понял, что для меня спокойная жизнь закончилась. Коллектив прокуратуры меня встретил настороженно. Зато с первым секретарем горкома партии В.Д. Стекольщиковым и председателем гор­исполкома А.Х.Хайруллиным с первых же дней сложились доверительные отношения. Стекольщикова я знал еще по работе в Набережных Челнах. Эти молодые, но опытные организаторы были настоящими вожаками. Они приложили много сил дальнейшему развитию города. Я не могу сказать, что у меня с ними были особые дружеские отношения. «Наезды» на прокурора, особенно со стороны В.Д.Стекольщикова случались нередко. Однако мне удавалось отстоять свою позицию и в конечном счете найти с ним общий язык.
После представления меня коллективу я побеседовал с каждым работником в отдельности. Затем приступил к изучению криминогенной обстановки в городе. Ознакомился с имеющейся информацией о состоянии законности на предприятиях, организациях и документами прокурорских проверок. Изучение материалов и статистических данных показали, что рост преступных проявлений в основном происходил за счет краж личного и государственного имущества. Основное количество хищений и ограблений совершались лицами в нетрезвом состоянии или в целях добычи средств на выпивку. Особенно были распространены квартирные кражи. Уровень их раскрываемости был низким, что вызывал поток жалоб граждан в прокуратуру и в другие органы власти.
Прокуратурой было обобщено состояние борьбы с хищениями. По результатам было внесено представление в исполком горсовета, которое было рассмотрено с участием руководителей предприятий, коммунальных хозяйств, участковых инспекторов. К представлению нами был приобщен проект плана совместных мероприятий органов власти правоохранительных органов, предприятий и организаций по усилению борьбы с хищениями.
На координационном совете правоохранительных органов было принято решение о проведении широкой разъяснительной работы среди населения города. Отдельно было проведено совещание с работниками коммунальных хозяйств, уличных комитетов. Широко информировалось население о законченных расследованием делах. Основная масса дел о кражах судом рассматривались с выездом по месту работы обвиняемого. Было ужесточено требование работниками милиции по раскрытию преступлений корыстной направленности, особенно квартирных краж.
Следует отметить, что принятые нами меры дали ощутимые результаты. Уже в 1984 году произошла стабилизация положения, а к концу 1985 года мы добились значительного сокращения краж и в целом преступности по городу и району.
Таким образом, в работе и заботах пролетело без малого 7 лет. Наступила весна 1990 года. Мне сказали: «Готовься в Альметьевск». Однако судьба распорядилась по-иному. В самый последний момент поступило новое предложение. Мне сказали: «Принимай Елабужскую прокуратуру, там сложная ситуация…».
– И Вы приняли Елабужскую прокуратуру…
– Шел революционный 1992 год. Прошло два с половиной года, как я был назначен на должность прокурора города Елабуги. Сложная обстановка, которая сложилась в городе ко времени моего назначения на эту должность, несколько стабилизировалась. Прекратились нападки на прокуратуру со стороны органов власти и новоиспеченных «демократов». Улучшилась раскрываемость преступлений, прекратились потоки жалоб граждан на работу правоохранительных органов. Таким образом, коллектив прокуратуры был вне острой критики со стороны руководства прокуратуры республики.
С гордостью хочу отметить, что в прокуратуре города Елабуги в этот период работал помощником прокурора Сергей Петрович Зайцев, ныне заместитель Генерального прокурора России.
В декабре 1992 года вечером мне позвонил дежурный по прокуратуре республики и сообщил, что на следующий день к 9 часам утра я должен прибыть к прокурору республики. Причину вызова не сообщили. Из практики работы я знал, что такой поздний звонок связан с вопросом, требующим срочного рассмотрения. В те дни проходила сессия Госсовета Республики Татарстан, где принимал участие и Сайфихан Хабибуллович Нафиев. Поскольку каких-либо явных «проколов» в деятельности прокуратуры города не было, я предположил, что на сессии Госсовета мог поступить запрос от депутата Елабуги. В то время прокуратура города проводила проверку коллективной жалобы по поводу отвода земельных участков под строительство коттеджей для первых лиц города. Прокуратурой города было опротестовано решение горисполкома об отводе этих земельных участков. Я взял с собой документы прокурорского реагирования и рано утром выехал в Казань. Приехал в прокуратуру республики раньше назначенного времени. Сайфихан Хабибуллович уже был на месте. Задал мне несколько «дежурных» вопросов о состоянии дел в городе и тут же сообщил ошеломляющую весть о том, что он рекомендует меня на должность прокурора города Набережные Челны.
Я отказался от предложения Сайфихан Хабибулловича и при этом убедительно попросил его оставить меня в городе Елабуге до конца служебной деятельности. Нафиев настаивал на своем, сказал, что моя кандидатура уже согласована с Президентом Республики Татарстан. Сказал, что в работе мне будет оказана любая помощь. Я знал, что Сайфихан Хабибуллович слов на ветер не бросает, он долго взвешивает «за» и «против», а от принятого решения уже не отказывается. Я попросил тайм-аут на то, чтобы посоветоваться с семьей. Он был против этого. Впрочем, категорический отказ дать я не мог, как бы тяжело мне ни далось это решение.
– Сайфихан Хабибуллович Нафиев, каким он был?
– Это был удивительный человек, великолепный профессионал и организатор.
Сайфихан Хабибуллович был сильным человеком. Говорил он просто, ясно, как, впрочем, и мыслил. По-татарски говорил с мягким мишарским акцентом, по-русски чисто и грамотно. Меня всегда поражало его умение находить тему разговора с людьми, кем бы они ни были: секретарь ли в приемной прокурора, директор ли завода или следователь прокуратуры.
Сильные черты характера Сайфихана Хабибулловича – его сердечная простота и глубокая искренность. Таким он остался и тогда, когда к нему пришло признание. Что такое высокая должность? Для людей слабых духом – это пагубная отрава. У некоторых людей появляется заносчивость, глупейшее самомнение, небрежное, иногда и грубое отношение к другому человеку. Сколько таких приходилось наблюдать! Но высокие должности не изменили Сайфихана Хабибулловича.
С С.Х.Нафиевым мы стали общаться с 1984 года. Впрочем, и раньше мы знали друг друга. Примерно в одно и то же время были назначены прокурорами районов: он – Алькеевского, я – Балтасинского. Встречались на совещаниях, обменивались рукопожатиями, спрашивали об обстановке в районах, о житие и бытие.
В период моей работы прокурором города Чистополя я был вызван на заседание коллегии по итогам года. Мы с Сайфиханом Хабибулловичем случайно оказались заселенными в один номер гостиницы «Татарстан». В этот период он работал прокурором города Бугульмы. Зайдя в номер, он тут же набрал номер своего заместителя, стал спрашивать об обстановке в городе, о результатах рассмотрения дел в суде, давал ему какие-то указания. В тот же вечер он еще дважды звонил в дежурную часть городского отдела милиции. Я полушутя сказал ему, что он ни себе, ни людям не дает покоя. Однако он шутку мою не принял, и, недовольный моим замечанием, сказал:
– Иофар, я прокурор города. Я постоянно должен владеть ситуацией, иначе грош мне цена как прокурору.
В этом был весь Сайфихан Хабибуллович, таким остался до конца жизни. Замечу, что в тот вечер мы перешли в обращениях на «ты» и стали друг друга называть просто по имени. Это продолжалось вплоть до назначения его прокурором Республики Татарстан. После этого я, соблюдая правила этики, вновь перешел на «вы» и стал называть его только по имени и отчеству. Он же, при разговоре один на один, по-прежнему называл меня по имени.
Следует отметить, что он со многими прокурорами поддерживал дружеские отношения. Перед совещанием или в перерывах вокруг него всегда можно было видеть группу сотрудников. Со временем сложилось так, что он стал неофициальным лидером среди прокурорского состава. Поэтому весть о его назначении прокурором республики мы восприняли как должное…
– Спустя 18 лет Вы возглавили прокуратуру Набережных Челнов. Был ли это тот же город, в котором Вы уже успели поработать?
– В городе изменилось многое. КамАЗ превратился в гиганта автомобильной индустрии. 530-тысячный город-красавец занял свое достойное место среди крупных городов. В городе насчитывалось более 5,5 тысяч предприятий и организаций всех форм собственности, 65 общеобразовательных школ, 9 высших и средне-специальных учебных заведений. Город стал крупным научным и культурным центром Татарстана.
В начале 90-х годов в городе резко осложнилась криминогенная обстановка, произошел всплеск преступности, что вызвало недовольство со стороны населения.
За 1992 год было зарегистрировано более 13 тысяч преступлений в городе – почти четвертая часть совершенных в республике. При этом, как показал анализ, до суда доходило лишь каждое пятое дело из числа возбужденных. Более половины совершенных преступлений вообще не раскрывались, а из числа раскрытых 40 процентов прекращались с передачей на рассмотрение общественности. За год от ответственности было освобождено, таким образом, более 1,5 тысяч преступников. По рассмотренным делам, суды выносили чрезмерно мягкие приговоры. Лишение свободы по ним составляло менее 18 процентов.
Все это происходило наряду с националистическими и экстремистскими проявлениями со стороны радикально настроенных общественных формирований. Под лозунгами восстановления культуры, языка и традиции татарского народа радикалами Набережночелнинского отделения «ТОЦ» (татарский общественный центр), общественного центра Союза татарской молодежи «Азатлык» в целях дестабилизации политической ситуации, внесения раскола между различными слоями населения систематически проводились акции. Требуя освобождения арестованных за тяжкие преступления членов этих организаций, они устраивали многочисленные пикеты возле зданий прокуратуры и УВД. Выписывали ордера на занятие незаселенных квартир, выдавались справки об освобождении от службы в армии и т.д.
14 апреля 1993 года возник пожар на заводе двигателей КамАЗа. Пошла черная полоса в жизни многотысячного коллектива и практически всего города. Последовавшие действия отдельных руководителей автогиганта сродни были другому пожару. Стали списывать уникальные дорогостоящие станки, не подвергшиеся действию огня и вывозить их для реализации в другие регионы. Катастрофические масштабы приобрело хищение цветных металлов, серебросодержащих деталей, которые уходили в Прибалтику. Кроме того, появился дефицит определенных комплектующих изделий для автомобилей КамАЗ, а где дефицит - там спрос на запчасти, добытые нелегальными путями. На рост краж, безусловно, повлияла и нерегулярная выплата заработной платы. Было время, когда она задерживалась до 6 месяцев.
В тот период было возбуждено несколько десятков уголовных дел в отношении должностных лиц, а всего по КамАЗу было зарегистрировано более тысяч преступлений. В суды направлены исковые заявления по возврату незаконно отчужденного имущества КамАЗа и возмещению причиненного вреда на сумму более 5 миллиардов рублей по ценам того времени. Вся эта работа проводилась вопреки требованиям отдельных должностных лиц, требующих не вмешиваться в дела акционерного общества. Разумеется, все это резко ухудшило и так сложную криминогенную обстановку в городе.
В сложившейся ситуации первостепенной задачей в деятельности прокуратуры была организация борьбы с преступностью и нарушениями правопорядка.
Уже в январе 1993 года на сессии городского Совета народных депутатов, по инициативе прокуратуры города, была утверждена программа неотложных мер по борьбе с преступностью и усилению правоохранной деятельности. Этим же решением был создан фонд «Правопорядок» за счет отчислений предприятий. Тем самым существенным образом укрепили милицию.
Прокуратурой было принято решение отказаться от прекращений уголовных дел по нереабилитирующим основаниям. Была усилена ответственность за совершенные преступления, особенно тяжкие. Больше стала применяться такая мера наказания, как лишение свободы. На мягкие приговоры суда, как правило, приносились протесты. Была возобновлена работа Координационного совета правоохранительных органов.
Прокуратурой республики было поддержано наше предложение по поводу структурных изменений городской и районных прокуратур. В результате, в 1995 году Генеральный прокурор России издал Приказ о ликвидации районных прокуратур в Набережных Челнах и создании единой городской прокуратуры. Факт, можно сказать, беспрецедентный. Впервые в России в рамках городской прокуратуры были образованы отделы по отраслям прокурорского надзора и установлены должности прокуроров отдела.
В результате комплексных мер, принятых правоохранительными органами и мэрией города, удалось остановить рост преступности и в дальнейшем ее снижение. Так, за 1995 год по сравнению с 1992 годом количество совершенных преступлений сократилось на 30 процентов.
Безусловно, для установления вала преступности в те годы большое значение имел Указ Президента Республики Татарстан «О чрезвычайных мерах по борьбе с преступностью». Хотя этот Указ не был бесспорным. Было немало его противников. Говорили, что он ограничивает права человека и личности.
В 1995 году я был приглашен на расширенное заседание коллегии Генеральной прокуратуры, где выступил на семинаре прокуроров республик, краев, областей по вопросу организации преступности в городе Набережные Челны.
В 1996 году редакцией «Журнала российских спецслужб», для обмена положительным опытом борьбы с преступностью, в Набережных Челнах был проведен «круглый стол». Комментируя результаты «круглого стола», а также Указ «О чрезвычайных мерах по борьбе с преступностью», Президент Республики Татарстан М.Ш.Шаймиев писал: « …. А тогда нам, повторяю, надо было обуздать откровенную безнаказанную преступность, которая захлестнула столицу, другие крупные и мелкие города республики, и нам это удалось. Особенно значительны сдвиги в Набережных Челнах. Потому что там четко отработали механизм реализации Указа, разработали разносторонние организационные мероприятия, создали специальный фонд «Правопорядок», приняли другие меры, которые неукоснительно претворяются в жизнь. В материалах «круглого стола» деятельность челнинцев раскрыта достаточно широко и объективно. Любопытная деталь. Года через полтора, как мы приняли тот Указ, приезжал Б.Н. Ельцин. Он тоже первым делом поехал в Набережные Челны, а с ним были и руководители правоохранительных органов России и регионов»…
В этот же период Юрий Яковлевич Чайка, будучи заместителем Генерального прокурора Российской Федерации, ныне он Генеральный прокурор России, вместе с Сайфиханом Хабибулловичем Нафиевым посетил прокуратуру города Набережные Челны. Мне, как прокурору города, было очень приятно, что Юрий Яковлевич дал нашей работе положительную оценку.
Говоря о масштабной работе, проведенной в Набережных Челнах по борьбе с преступностью и правонарушениями, защите интересов государства и прав граждан, хотелось бы с гордостью констатировать тот факт, что в прокуратуре города со мной трудились люди высокой квалификации. Так, прокурор Республики Татарстан И.С.Нафиков, первый заместитель прокурора республики С.П. Старостин, заместитель прокурора республики М.Ш.Долгов, первый заместитель прокурора Нижегородской области С.С.Саттаров, прокурор города Набережные Челны А.П. Евграфов и многие другие, возглавляющие в настоящее время прокуратуры городов и районов республики, были в одной команде. Мы вместе добились того, что волна преступности по городу была сбита. Отрадно отметить, что прокуроры, которые были после меня, – И.С. Нафиков, А.П. Евграфов – не только сохранили достигнутый результат, а смогли его и приумножить. Прокуратуру города Набережные Челны по праву можно назвать кузницей кадров как для республики, так и для всей нашей страны.
– Какое напутствие хотели бы Вы дать прокурорам сегодня?
– Хочу коснуться проблемы, с которой так или иначе может столкнуться любой следователь, работник прокуратуры, особенно начинающий. Я имею в виду попытки дать взятку. Мне журналисты часто задают этот вопрос. В моей практике было два таких случая. В первый год моей работы следователем прокурор мне поручил расследование уголовного дела о развратных действиях, возбужденного в отношении парня из Дагестана. Приехал ко мне его отец – ветеран войны со своим односельчанином. Они убедительно просили меня оставить парня до суда на свободе. Я ему сказал, что сделать этого не могу, и тем более он к этому времени уже находился под стражей. Тогда ветеран открывает дипломат с пачками денежных купюр и заявляет мне, что это все, что ему удалось собрать. По закону я должен был немедленно доложить прокурору. Последовало бы возбуждение уголовного дела. Я же сказал: «Отец, закрой свой чемодан и больше не появляйся с ним в прокуратуре. Статья вашего сына не тяжелая, и он не получит большого срока, а вот Вам могут дать в несколько раз больше». Выпроводил его из кабинета и услышал, как второй пробормотал: «Я же говорил, что этого мало». Кстати, как потом узнал, этому парню дали условный срок наказания. Я не хочу сказать, что содержимое дипломата перешло в чьи-то руки, но по этой статье обычно всегда давали лишение свободы.
Был еще один случай, когда мать одного из обвиняемых, когда я выходил из прокуратуры, сунула мне конверт. Я тут же вскрыл конверт и, увидев там купюры, вытряхнул их под ноги этой женщине. Я бы себя считал последним подонком, если бы взял хотя бы один рубль. И больше мне не предлагали. Видимо, существует негласная информация – «берет – не берет», и она распространяется молниеносно. И тому, кто не берет, как правило, не несут.
Поступил ли я правильно, укрыв эти факты от прокурора? Наверное, нет. Однако у меня не поднялась рука на этих несчастных родителей, которые таким незаконным способом пытались помочь своим непутевым сыновьям. И в дальнейшем, когда я стал работать прокурором, иногда ко мне обращались рядовые граждане или руководители предприятий и организаций с просьбой оказать помощь тому или иному человеку. Я всегда отвечал: «Обещаю поступить по закону и справедливости». Люди понимали и не обижались.
В органах прокуратуры я проработал 33 года. За это время не было ни одного случая, чтобы я пошел на сделку со своей совестью. Я прошел путь от рядового следователя до руководителя крупной прокуратуры. За это время я получил немало наград и поощрений, но ни одного взыскания. Это благодаря кропотливому труду и честному исполнению своего профессионального долга.
Когда работник прокуратуры обладает такими качествами, как честность, неподкупность, преданность своему делу, – это уже известный факт, он будет хорошим прокурором!

Подготовила Айгуль ЗИГАНШИНА
"Право и жизнь в Татарстане"  № 1-2 2018 г.